Неточные совпадения
Вавило и Таврило встали по обе
стороны машины, тележка подкатилась, и вяземский пряник, точно сам собой, нырнул
в ближайшее, самое большое отверстие, обсыпав всех белыми и синими искрами.
Несколько человек следили за этой работой. Может быть, они пробовали
машину, а может быть, обрабатывали поле, но только ни один не был похож на нашего пахаря. Матвей пошел от них
в другую
сторону, где сквозь зелень блеснула вода…
Вроде того, как если бы одни люди, чтобы освободить задержанную
в реке воду, долго работая, прокопали бы уже всю канаву и им нужно бы было только открыть отверстие, чтобы вода сама устремилась и сделала остальное, и тут-то пришли бы другие люди и стали бы советовать, что гораздо лучше, вместо того чтобы спускать воду, устроить над рекой такую
машину с черпаками, которые, вычерпывая воду с одной
стороны, переливали бы ее с другой
в тот же пруд.
Вывеска конторы «Арматор и Груз» была отсюда через три дома. Я вошел
в прохладное помещение с опущенными на солнечной
стороне занавесями, где, среди деловых столов, перестрелки пишущих
машин и сдержанных разговоров служащих, ко мне вышел угрюмый человек
в золотых очках.
Наступило наконец время обеда. Музыка умолкла, толпа стала редеть. Капитолина Марковна сочувственно простилась с Суханчиковой. Великое она к ней возымела уважение, хоть и говорила потом своей племяннице, что уж очень озлоблена эта особа; но зато все про всех ведает! А швейные
машины действительно надо завести, как только отпразднуется свадьба. Потугин раскланялся; Литвинов повел своих дам домой. При входе
в гостипицу ему вручили записку: он отошел
в сторону и торопливо сорвал куверт.
Трактир. Задняя занавесь на втором плане, посреди
машина, направо отворенная дверь,
в которую видна комната, налево вешалка для платья, на авансцене по обе
стороны столы с диванами.
Я пришел к той части
машины, где на отлогом деревянном скате скоплялись шлихи и золото. Два штейгера
в серых пальто наблюдали за работой
машины; у стены, спрятавшись от дождя, сидел какой-то поденщик
в одной рубахе и, вздрагивая всем телом, сосал коротенькую трубочку. Он постоянно сплевывал
в сторону и сладко жмурил глаза.
Втиснутый
в металлический футляр, имея свободными только руки, Трама был лишен возможности передвигаться по дну собственными средствами. Он только приказывал по телефону, чтобы его перемещали вместе с паромом вперед, передвигали лебедкой
в стороны, поднимали вверх и опускали. Не отрываясь от телефонной трубки, Рестуччи повторял его приказания спокойно и повелительно, и казалось, что паром, лебедка и все
машины приводились
в движение волей невидимого, таинственного подводного человека.
— Ну, это не совсем вежливо с их
стороны, — ворчал мой приятель, появляясь на пороге с самоваром, — я до смерти хочу пить, живым манером запалю сию
машину, а ты подожди. Если хочешь, ступай
в избу: церемоний не полагается.
Но вот с той
стороны, из господской усадьбы, приехали на двух подводах приказчики и работники и привезли с собою пожарную
машину. Приехал верхом студент
в белом кителе нараспашку, очень молодой. Застучали топорами, подставили к горевшему срубу лестницу и полезли по ней сразу пять человек, и впереди всех студент, который был красен и кричал резким, охрипшим голосом и таким тоном, как будто тушение пожаров было для него привычным делом. Разбирали избу по бревнам; растащили хлев, плетень и ближайший стог.
«Есть!» — и вслед за этим ответом
в арестантское помещение были бы пущены из
машины струи горячего пара, точно
в щель с тараканами. Это страшное средство предотвращало всякую возможность общего бесчинства со
стороны серого населения пароходного трюма.
Заработала бумажная
машина, от нас во все
стороны полетели телеграммы,
в ответ полетели к нам телеграммы с строгими приказами: «изолировать», «подвергнуть тщательнейшей дезинфекции», «о сделанном донести»…
Гаярина гораздо больше интересовал граф Заваров. Когда-то он его ненавидел, считал одним из главных гасильников, не признавал
в нем ничего, кроме непомерного властолюбия и мастерства запутывать нити самых беспощадных интриг. Но с тех пор, как этот некогда могущественный"случайный"человек очутился
в стороне от главной
машины внутреннего управления и сам Александр Ильич начал свою"эволюцию", личность графа представилась ему
в другом свете.